|
Стихи Варлама Шаламова Б.Л.Пастернаку Это, верно, строгий бог Старых рукописей клочья Смело вымел за порог. Все, в чем он разочарован, - Ворох песен и стихов, - Увлечен работой новой, Он сметает с облаков. * * * Я жег стихи холодной этой ночью, Я жег мои стихи, и жарким был огонь, И в пламени костра изнемогали, корчась, Слова, подсказанные мне тайгой. Затем ли для меня ее уста раскрылись, Чтоб этих букв обугленных тела, Моих стихов трепещущие крылья, Метель навеки замела? А впрочем, я их вовсе не жалею, В них виден свет времен. И в них живет восторг Заманчивой судьбы Бруно и Галилея – В стихах, взведенных на костер. * * * С годами все безоговорочней Суждений прежняя беспечность, Что собранной по капле горечи И есть единственная вечность. Затихнут крики тарабарщины, И надоест подобострастье, И мы придем, вернувшись с барщины, Показывать Господни страсти. И исполнители мистерии В притихшем судорожном зале, Мы были то, во что мы верили, И то, что мы изображали. И шепот наш, как усилителем, Подхваченный сердечным эхом, Как крик, ударит в уши зрителя И будет вовсе не до смеха. Ему покажут нашу сторону По синей стрелочке компаса, Где нас расклевывали вороны, Добравшись до живого мяса. Когда черты ее фантазии, Ее повадок азиатских Не превзошли ль разнообразия Какой-нибудь геенны адской. Хранили мы тела нетленные, Как бы застывшие в движенье, Распятые и убиенные И воскрешенные к сраженьям. И бледным северным сиянием, Мерцаньем ледяных кристаллов Светили мы на расстоянии Как бы с какого пьедестала. За то, что не гнались за модами, Всю жизнь шагая узкой тропкой, Что первородства мы не продали За чечевичную похлебку, Что мы, пройдя пути Голгофские, И униженье, и побои, Вернувшись в улицы московские Остались каждый сам собою. Учениками ли, предтечами, Предтечами, учениками – Мы бредили такими встречами, Как лавровыми венками. * * * Нам прямо около дома, За мельничьим колесом, Земли отрезан ломоть По самый горизонт. Мы живы не только хлебом. И утром на холодке Кусочек сухого неба Размачиваем в реке. * * * Мы спорим обо всем на свете Затем, что мы отцы и дети. И, ошалев в семнадцать лет, В угрозы улицы поверив, К виску подносим пистолет Иль хлопаем на память дверью. Но, отступив от новизны, В которой чуем неудачу, Мы видим дедушкины сны, Отцовскими слезами плачем. * * * Затлеют щеки, вспыхнут руки, Хранящие так много лет Прикосновения разлуки, Прощания горячий след. Их жгучей болью помнит кожа, Как ни продублена зимой, Они с клеймом, пожалуй, схожи, Моим невидимым клеймом, Что на себе всю жизнь ношу я И только небу покажу. Я в темноте его рисую, По коже пальцем обвожу. Когда-нибудь при нашей встрече Его сотрет твоя рука, Иначе вылечиться нечем, Да я и не ищу лекарств. * * * Четвертый час утра. Он твой – восьмой. Вечерний час. И день твой – день вчерашний, И ночь, тебя пугающая тьмой, Придет сюда, отцветшей и нестрашной. Она в дороге превратится в день, Почти что в день. В причудах белой ночи Деревья наши потеряют тень. И все там странно, временно, непрочно. Она ясна мне, северная ночь, Она безукоризненно прозрачна, Она смогла бы и тебе помочь, Когда б у вас не красили иначе. На вашей долготе и широте Она темна и вовсе не бессонна. Она чужда моей ночной мечте, Другого цвета и другого тона. * * * Луна, точно снежная сойка, Влетает в окошко ко мне И крыльями машет над койкой, Когтями скребет по стене. И бьется на белых страницах, Пугаясь людского жилья, Моя полуночная птица, Бездомная прелесть моя. * * * Сколько писем к тебе разорвано! Сколько пролито на пол чернил! Повстречался с тоскою черною И – дорогу ей уступил. Ты, хранительница древностей, Милый сторож моей судьбы. Я пишу все это для верности, А совсем не для похвальбы. Про глаза твои с поволокою Я не буду здесь говорить. Это было уже, это – Блоково, А мое – это плакать навзрыд. * * * Стой! Вращенью земли навстречу Телеграмма моя идет, И тебе в тот же час, в тот же вечер Почтальон ее принесет. Поведи помутившимся взглядом, Может быть, я за дверью стою И живу где-то в городе, рядом, А не там, у земли на краю. Позабудь про слова Галилея, От безумной надежды сгори И, таежного снега белее, Зазвеневшую дверь отвори. |